«О возможном и невозможном» — так назвал свое обстоятельное послесловие к роману А. Жаренова «Парадокс великого Пта» известный советский ученый, доктор исторических наук Г. Марков. Эти слова точно определяют уровень научно-художественного проникновения писателя в окружающий мир, в котором уже известное и доказанное («возможное») вырастает из самого глубокого прошлого и уходит в весьма сложные peалии будущих человеческих судеб, в мир смелых гипотез (в «невозможное»). Здесь и цикличность цивилизаций, и отчуждение человеческой наследственной памяти от рода людского, и предсказание ее видового чтения, даже ее использование воротилами из мира бизнеса наживы в качестве оружия борьбы. Да, фантаст Жаренов умел заглянуть и в далекое прошлое человека, и его столь же далекое необозримое будущее. Но при всем притом он оставался очень строгим реалистом художественном познании действительности и духовного мира своего современника.
Анатолий Жаренов пристально вглядывался в жизнь и обладал способностью отбора характерных явлений событий. А жизнь щедро дарила ему материал, достойный художественного осмысления. Например, в аннотации к книге повестей «Кладоискатели», вышедшей 1977 году в серии «Стрела» издательства «Молодая гвардия», так и говорится, что «в основе произведений, которые составляют книгу, - случаи, имевшие место в действительности…»
Анатолий Александрович Жаренов родился 30 августа 1922 года и городе Угличе Ярославской области. После окончания десятилетки в 1940 году ушел в ряды Красной Армии и вернулся в родной Углич только после окончания войны, осенью 1945 года. О военном периоде жизни Анатолия Александровича лауреат премии Ленинского комсомола, главный редактор журнала «Смена»» Альберт Лиханов и книге «Времена жизни...» пишет так: «Он был фронтовик. Прошел войну от «а» до я» — с 1941 до 1945 года. Человек, прошедший войну и взявший перо, чтобы сказать свое слово не может сказать его всуе...»
Но в сорок пятом сотруднику Угличской районной газеты до «своего слова» в литературе было еще далеко. Прошли годы, прежде чем появились первые его рассказы. Однако профессионалы разглядели в молодом своем коллеге способности и в 1949 году вступили в ходатайство перед Угличским горкомом партии о направлении А. Жаренова на учебу. Будущий писатель был принят в Горьковскую партийную школу па отделение журналистики, которое закончил с отличием в 1952 году, и стал собкором Хабаровской краевой газеты «Тихоокеанская звезда».
Край бездорожья и огромных территорий. Основное средство передвижения — самолет. Заметет, завьюжит — и самолет на приколе. Зимой по тундре, в основном, - на собаках, летом — верхом на лошади и, конечно же,— пешком: самое надежное средство, правда, пределах 20—30 километров. Он выходил в море на рыбный промысел, бывал на лежбищах котиков, видел «птичьи базары» на островах, ходил в долине гейзеров, где в самый лютый мороз бьют из земли горячие источники. А человеком он был наблюдательным и обладал незаурядной способностью отбирать жизненный материал, который мог в будущем пригодиться в работе над художественным произведением.
В 1961 году на Камчатке вышла в свет первая книга рассказов Анатолия Жаренова «Конец сказки».
В середине шестидесятых годов Анатолий Александрович с семьей переехал в город Липецк, много публиковался в журнале «Подъем», в Центрально-Черноземном книжном издательстве вышла его новая книга повестей «Частный случай. Обратная теорема».
В 1971 году Анатолий Жаренов был принят в члены Союза писателей СССР. Тогда же он переехал в Новозыбков Брянской области. Мне приходилось и разговаривать с ним по душам, и бывать вместе на встречах с читателями. На первый взгляд, неразговорчивый даже хмурый, он о случаях из своей биографии, об интересных людях, о сюжетах своих произведений мог рассказывать много, вдохновенно и увлекательно. В его манере говорить негромко и неторопливо всегда чувствовалось предельное внимание к собеседнику. В эти минуты он преображался, на лице его появлялась завораживающая улыбка, уважение и доверие к тем, с кем он беседовал, готовность сделать добро для другого постоянное стремление не обязывать человека ничем, не доставлять людям хлопот. Это, пожалуй, было главным в характере Анатолия Александровича. Он был истинно интеллигентным человеком, твердым в своих убеждениях, последовательным в поступках и обязательным. Мне казалось, что он не любил шумные мероприятия и шумливых людей. Видимо, и одной из причин его переезда в Новозыбков, в город, который он освобождал в 1943-м, было и то, что это городок тихий, располагающий к раздумьям и творчеству, где было легче сосредоточиться, чтобы реализовать замыслы, которых у Анатолия Александровича было немало.
Жизнь этому человеку на чисто профессиональную литературную работу выделила всего пять лет. В декабре 1975 года, возвращаясь из Москвы, Анатолий Александрович скончался в поезде от острой сердечной недостаточности. Но то, что он успел сделать, представляет его как писателя незаурядного. Его книга «Кладоискатели» вышла уже после его кончины. В нее вошли, наряду с упоминающейся уже повестью «Обратная теорема», «Фамильная реликвия», «Выстрел из прошлого».
Роман «Парадокс великого Пта» в 1976 году вышел вторым изданием в ГДР на немецком языке (первое было осуществлено в том же издательстве в 1974). Повесть «Фамильная реликвия» выходила в Чехословакии на чешском и словацком языках, а в апреле 1981 года Ленинградское телевидение показало поставленный по этой повести спектакль. Повесть «Обратная теорема» издана в 1982 году в Югославии, а однотомник повестей «Кладоискатели» — в г. Фрунзе на киргизском языке.
Так с течением времени книги писателя-фантаста, отмеченные несомненным талантом автора, не только не забываются, но и находят все новых и новых читателей не только в нашей стране, но и далеко за ее пределами.
Анатолий Жаренов наиболее ярко заявил о себе в романе «Парадокс великого Пта». В этом жанре он продолжал работать до конца своей жизни. В 1973 году, заполняя анкету, в которой был вопрос: «Над чем работаете в настоящее время?» — Анатолий Александрович записал: «Над фантастическим романом под условным заглавием «Ключ от подвига».
Различие методологических основ советской и буржуазной наук, разные точки зрения на цели использования результатов научных поисков (в одном случае — во имя мира и повышения благосостояния людей, в другом — для подчинения их в целях наживы) объясняются непримиримыми противоречиями, связанными с противоположностью двух систем — социализма и капитализма, что и лежит в основе развития детективного сюжета романа. Писатель умеет заинтриговать читателя, заставить его следить за развитием событий, выявляющих неприглядность вражеской разведки, охотящейся за жезлом, способным включать наследственную память. Писатель достоверно показывает два мира, два подхода к одному и тому же научному открытию.
Молодой советский ученый Лагутин, пытающийся с помощью изобретенного им памятрона вторгнуться в тайны наследственной памяти, которую, по его мнению, хранят в своих глубинах гены, так говорит о целях подхода нашей и зарубежной наук к этому вопросу: «Видишь ли, мне иногда кажется, что кто-то опередил нас. Возможно, он шел иным путем. А может, тем же, что и мы… Трудно сказать... Достоверно я могу утверждать, что у того человека была иная цель, чем у нас. Мы хотим вернуть людям прошлое, а тот... стремится ввергнуть людей в прошлое, превратить в фиолетовых обезьян все человечество...»
И «худощавый джентльмен», джентльмен «чуть грузнее его», и Вернер Зигфрид (он же Отто Вернер), и Бергсон, охотясь за научным открытием, протягивают щупальца и в Советский Союз, так как не без основания считают, что жезл наследственной памяти находится здесь.
Сергей Сергеевич Беклемишев еще до революции, потерпев поражение в любви к губернской «Клеопатре с шеей Нефертити», отправился путешествовать по Америке, где совершенно случайно в одном из индейских храмов нашел жезл, включающий видовое отражение наследственной памяти. Дал об этом отчет в правительство, бюрократическая машина которого не сработала. И вот Беклемишев убит и унес тайну с собой.
Пружина, раскручивающая сюжетные линии, — это поиск жезла, включающего наследственную память. Наша контрразведка: полковник Деомидов Федор Петрович, Ромашов, Беркутов вместе с учеными Лагутиным, Машей, ее отцом академиком Кривоколеновым постепенно разгадывают и тайну убийства, и тайну фиолетовых пятен на руке Бухвостова, и тайну прочтения наследственной памяти.
Такова с замысловатыми сюжетными ходами структура произведения. События развиваются динамично, повесть читается легко и увлекательно. Картины жизни из американской действительности (и не только в этом романе, но и во всем творчестве Анатолия Жаренова) яркие, живые и убедительные. Вот тому примеры: Лишь поползли слухи о фиолетовых обезьянах из сельвы, как жизнь на том континенте немедленно начала «перекрашиваться» в «фиолетовый» цвет. «Изо дня в день потрясенным читателям стали преподноситься сообщения такого рода: «Сельва выплюнула марсиан, — писала «Глоб». — Отряды неизвестных существ появились на дороге в пятистах километрах от Рио. Они сеют смерть и ужас. Следите за нашей газетой».
«Человек — скот, — вторила «Универсаль». — он идет из сельвы и несет неизвестную цепную заразу. Куда смотрит правительство?»
«Не надо паники, — утешала колумбийская «Нуева пренса». — Они хорошие парни. Люция укротила марсианина. Один из пришельцев забрел вчера в бар старика Себастьяна. Глазастая Люция улыбнулась ему из-за стойки, и тот ее понял. Он выпил коктейль «Гуанако» и пошел спать. Пейте «Гуанако».
По радио стали передавать псалмы вперемешку с угрозами страшным судом...
…Кто-то громогласно вопил об опасности с востока. Кто-то, не скупясь на выражения, писал в «Нью-Йорк таймс»: «Коммунистическая зараза поползла по земному шару. Долго ли мы будем безмолвными наблюдателями?»
В дансингах Нью-Йорка родился новый танец «Я хочу марсианина».
Открытие Лагутина, опыты Хенгенау, тайна жезла Беклемишева вселяют страх. Но вот что говорит Лагутин Маше: «Водородная бомба была изобретена раньше термоядерного реактора. Фиолетовые обезьяны вынырнули из сельвы тоже в качестве сеятелей смерти. Но они же явились предвестниками, они вынесли на своих плечах и жизнь. Тут все зависит от точки зрения. Бомба и реактор — это два полюса. Компасная стрелка науки бесстрастно указывает на оба. Долг ученого — сделать выбор. И он делает его в зависимости от своего мировоззрения».
В произведениях Анатолия Жаренова жизнь исследуется с классовых позиций. Писатель выступает как патриот своей Родины, мужественный ее гражданин и непримиримый борец со всем, что мешает советскому Человеку строить новую жизнь. На какую бы тему автор ни писал, он глубоко вскрывает социальные причины зла, его истоки и обстоятельства, порождающие отрицательные явления.
Произведения Анатолия Жаренова можно, в основном, отнести к разряду детективных. Но называть их только детективными, даже и в самом лучшем смысле этого слова, не хотелось бы, потому что их сюжеты, конфликты, да и сама повествовательная ткань никак не вмещаются в рамки детективного жанра. Хотя все три повести «Кладоискателей» и имеют подзаголовки — «История одного расследования», «История другого расследования», «История третьего расследования», — но сими произведения являются остро социальными.
«Кладоискатели» — это триптих, заключающий в себе картины из жизни нашей страны как дореволюционной, так и сегодняшней. Три повести — это три расследования преступлений, и по характеру, и по причинам их породившим — родственных. Характер преступлений — убийство, причины — проявления частнособственнической психологии, алчность, поиск легкой наживы и легкой жизни без труда, без подчинения законам страны и нравственным правилам нашего общества.
Вот, например, Виктор Назаров из «Обратной теоремы». Он не был убийцей, он даже сам стал жертвой (его убил тоже «кладоискатель», шофер такси Иван Тихонович Загоруйко), но причиной убийства стали деньги, которые Назаров утаил, собрав на болоте дальневосточной тайги после гибели самолета. Эти пятьсот тысяч рублей отравили и жизнь Назарова, и толкнули на убийство Загоруйко, толкали и Иванова случайного попутчика Назарова, обнаружившего в купе сверток с деньгами. Нет, он не был убийцей, но он мог им быть, ибо из зависти и озлобленности на жизнь с детства делал пакости людям: он подстроил, чтобы его сверстник потерял зрение, он отвернул гайку на велосипедном колесе — и Петька Рыжков, «конопатый коренастый здоровяк», вспахал носом асфальт, и так далее, и так вся жизнь — цепочка гнусных проделок, рожденных завистью и патологической ненавистью к людям, нормально живущим, и вся жизнь — поиск легкого за счет других счастья.
Автор объясняет эту черту назаровского характера так: «У Витьки были о счастье свои понятия. Он твердо верил матери о сладком адвокатском житье в былые годы, когда она, пускалась, в рассказы о балах и нарядах, о гостиных, сверкающих позолотой, об обедах на серебре с осетриной от самого Елисеева, об ужинах с картами, о красивых женщинах в шуршащих шелковых платьях. Он знал, что у адвоката денежки водились. Когда ему было пятнадцать лет, Витька вбил себе голову, что адвокат спрятал где-нибудь в доме клад. Он слазил на чердак, выстукал стены, разрыл землю подвале, однако ничего не нашел. Через год страсть кладоискательства прошла, но в мозгу прочно и тревожно осел золотой туман...»
Писатель Анатолий Жаренов искал, порой мучительно, но настойчиво, причины вспышек частнособственнической психологии в душах иных людей, толкающих на преступления, и находил их в дореволюционном прошлом, в необузданном желании «есть с серебра и золота». Только в одной повести «Частный случай» — причину преступления он видит в неуемном стремлении к славе...
Писатель доказал, что частнособственническая психология не умирает вместе с поколением, зараженным ею, а передается и другим, находя пристанище сегодня в душах тех, кто требует от жизни больше, чем сам может дать обществу, кто считает себя личностью исключительной, единственно достойной благ жизни. Таков художник Астахов, директор Заозерского краеведческого музея Максим Петрович Сикорский из повести «Фамильная реликвия», или «аристократ духа» Евгений Васильевич Выходцев, делающий выстрел в затылок Саши Мямлина. Одним словом, более подвержены сегодня влиянию частнособственнической психологии, как первопричине преступлений, люди, у которых стойкий разрыв между тем, что они есть на самом деле, и тем, кем они себя представляют. Это эгоцентристы и завистники, яростные потребители благ, слабовольные в этом перечне — тоже не самые последние.
Социальную направленность в творчестве Анатолия Жаренова отмечают и Г. Марков, и А. Лиханов, и В. Назаренко. Указывая на социальную активность произведений этого писателя, В. Назаренко пишет и об умении строить сюжет не только на интриге. Анализируя более десятка детективных произведений, безоговорочно положительную оценку он дает только одному: «Наши мастера детективного жанра достигают в этом порой далеко не заурядных удач. Вот повесть Анатолия Жаренова «Обратная теорема», вышедшая в Воронеже в 1970 году и написанная, надо сказать, с подлинным мастерством...»
Справедливость такой оценки творчества Анатолия Жаренова подтверждает и Альберт Лиханов, который предварил вступительным словом книгу «Времена жизни»: «…я берусь за это предисловие не из нескромности. Из чувства долга. Из чувства долга перед хорошим и талантливым писателем. Из чувства совестливости, что знал его мало, хоть мог бы знать и побольше. Надобно снять шляпу перед одним из скромных российских писателей, что живут вдали от столицы, работают кропотливо и совестно, приумножая достоинства отечественной словесности, не суетятся, не говорят громкоголосо о себе и от этого ничуть уже не становятся, не становятся меньше, незначительней...»
Главное подтверждение справедливости этих слов о писателе — в его произведениях.
Парыгин, В. Слово, сказанное не в суе / В. Парыгин. - Брянщина литературная. – Тула: Приок. кн. изд-во, 1985. – С. 32- 40.